остановилось, отъехало. Раймон налил себе виски. Нельзя было так надеяться на Коринну. Теперь, когда он мог спокойно ее рассмотреть, он легко угадывал за чертами модной парижанки жестокую маску деловой женщины. Он улегся на диван, не сводя глаз с афиши. Сначала он по наивности решил, что интересует ее. Он вспомнил, как взбесился, когда она холодно поставила его на место.

— Ты не красавец и орешь так, словно пожар начался. Тебя придется учить абсолютно всему. Так что не спорь. Подписывай…

Приятели смеялись над ним.

— Что, тебя тоже контрактом пришибла? Теперь нахлебаешься!

Что да, то да. Нахлебался досыта. Она присутствовала на каждой репетиции: в пальцах тонкая голландская сигара, голова чуть склонена набок, глаза прикрыты — ни одной ошибки не упустит.

— Руки… Сунь их, куда хочешь, только с глаз долой!.. А то одни руки видны… Стоп!.. Совсем не то. Учись дышать, мой мальчик. И меру соблюдать надо… Соблюдать меру! Знаешь, что это такое?.. Еще раз сначала… Раз, два, три.

Он пел, а голос дрожал от страха и усталости. Он пел так, как другие карабкаются на горную вершину. А она ловила каждый его промах, малейшую фальшь.

— Так… Ну, вроде получше… Твой стиль — крик души, понимаешь? Ты же из глубинки… Деревенщина!.. Вот только кричать сердцем ты пока не умеешь!

Он работал как каторжный, пел часами напролет. Каждый день она ждала его в репетиционном зале и тут же принималась изводить: слова обрушивались на него, словно удары кнута.

— Прекрати! Не напускай на себя трагический вид! Помощник парикмахера, да и только… Оставь ноги в покое. Это тебе не деревенский хоровод водить…

Когда он изнемогал, она вытирала ему пот со лба тонким надушенным платочком. Тогда он видел ее лицо совсем рядом, как сейчас. Она наслаждалась его усталостью.

— Ну никак тебя не обтешешь! А казалось бы, что тут сложного: немного хрипотцы в голосе и улыбка. Тебе и больно, и наплевать. Неужто с тобой никогда такого не случалось? Тебя никогда подружка не бросала, а?

Операторы услужливо хихикали. Он начинал сначала. Все старался добиться той хрипотцы. Впору было зарыдать. Но продолжал слепо верить Коринне. Пока однажды случайно не услышал, как репетирует Крис. А главное, не увидел ее.

Он снова налил, выпил залпом. Алкоголь обжигал, но тогда ненависть жгла его еще сильнее. Он отыгрался на Валери, привыкшей сносить все. Вышла первая его пластинка… Да, он радовался… но, если честно, не слишком. Больше ему понравились первые гонорары и то ощущение власти, какое они ему дали. Он тогда написал Катрин, подружке детства, ставшей учительницей в затерянном горном селении: «Дела идут… Успех близко…» Но сам он не был в этом уверен — ему никак не удавалось найти собственный стиль. Возможно, следовало усмирить ревность и послушаться советов Коринны. Но он уже устал от ее дрессировки и чувствовал, что она тоже теряет терпение. Теперь она заходила, бросала несколько едких реплик — это было сильнее ее — и быстро исчезала… «Я для Коринны ничто, — думал Раймон. — Вложение капитала, и то не слишком рентабельное».

Теперь он стал пить прямо из горлышка. Коринна все смотрела на него. Это была бумажная Коринна… а та, другая, из чего сделана она?

— А?.. Шлюха… Что в тебе?.. Ничего… Абсолютно ничего.

Он встал. Бутылка опустела. Он покачнулся, как-то вдруг опьянев. Он никогда не мог вовремя остановиться, всегда незаметно для себя превышал норму. Раз — и готов, раздвоился и сам не узнает ни своих желаний, ни тоски, ни ярости.

— Ты еще смеешься, сука!

Он, пошатываясь, шагнул вперед. То ли в глазах у него помутилось, то ли действительно света не хватало.

— Убирайся вон, — приказал он. — Хватит, нагляделись… Отправляйся к нему… Ну!.. Не желаешь?

Он изо всей силы запустил в нее бутылкой. Бумага прорвалась. На месте головы зияла черная дыра. За окном что-то покатилось по земле… «Это — голова, точно голова!..» — хмыкнул Раймон.

— Нечего было меня доставать, — пробормотал он.

Бар оставался открытым. Он схватил новую бутылку, упал на диван и провалился в забытье. Сон сразил его.

…Кто-то тряс Раймона за плечо. Голос звал его из темноты. А ему было так хорошо!

— Раймон… Проснись, Раймон!

Он узнал Валери.

— Отстань, я устал.

— Снова напился!

— Кто, я?

Он тяжело приподнялся, опершись на локоть.

— Она сама начала, — сделал он попытку выбраться их липких сновидений. — Ну я ее и убил.

— Что?

Он захохотал и мотнул головой в сторону порванной афиши.

— Нет! Ее я не повесил!.. Я ее бутылкой… Тюк!

Валери глядела на него с ужасом. Он снова рухнул на подушки.

— Сколько сейчас?

— Почти полночь.

— Надо же, в такой час будить вздумала!

И он тут же отключился, а открыл глаза только утром.

Он чувствовал себя грязным, точно в помойке вывалялся. Валери варила кофе на кухне. Ему не хотелось разговаривать. Он не осмеливался повернуть голову в сторону изуродованной афиши. Вышел на цыпочках из дому и направился, как обычно, к маленькой книжной лавке на углу, чтобы купить «Фигаро». На первой странице было набрано крупными буквами: «УБИЙСТВО КОРИННЫ БЕРГА».

Раймон развернул газету. Рядом со статьей — фотография артистки. С той самой афиши, та же двусмысленная улыбка, что взбесила его.

— Бог мой! — прошептал Раймон.

Он быстро пробежал глазами сообщение. Это было настолько невероятно, что он закрыл глаза и потряс головой, но вчерашний хмель улетучился. Ему не чудилось, Коринна действительно умерла. Он начал медленно читать сначала:

«Возвращаясь из театра, соседи Коринны Берга заметили, что ее дверь открыта. В гостиной они обнаружили тело артистки и тут же позвонили в полицию. В данный момент комиссар Мессалье из уголовной полиции только начинает расследование, и мы пока располагаем весьма скудной информацией. Коринне Берга пробили голову бутылкой виски — она найдена тут же, на ковре. Из квартиры ничего не пропало. Коринна Берга родилась в Париже в…»

Раймон листал страницы, ища продолжение статьи. Биография Коринны его не интересовала. Но, может, они сообщат какие-нибудь подробности, и настанет конец его мукам. Может, убийца сдался сам. Может…

То, что он прочел под заголовком «ГИПОТЕЗА», его окончательно добило.

«Смерть Коринны Берга, наступившая вскоре после кончины Оливье Жода, заставит следователей призадуматься: вряд ли тут может идти речь о простом совпадении.

Похоже, эти два дела связаны между собой. Невольно возникает вопрос: а действительно ли несчастный композитор повесился сам, не стал ли он первой жертвой опасного преступника? По крайней мере, такая мысль напрашивается сама собой. Прозорливый